«Выгодой от написания 'Streets of Philadelphia' было то, что вдруг я могу пойти и встретить где-либо какого-нибудь гея, и он не побоится заговорить со мной и сказать « Эй, та песня действительно значила что-то для меня». Мой имидж всегда был очень гетеросексуальным, очень правильным. Так что для меня это было хорошим опытом, возможностью внести ясность в мои собственные чувства о гражданских правах геев и лесбиянок», говорит самая глубокомысленная мега звезда рока, Брюс Спрингстин. Сидя в слабо освещённой гостиной номера отеля Западный Голливуд, человек называемый миром «Босс» говорит о своей, получившей Грэмми и Оскар в 1994г, песне из фильма «Филаделфия» - песня, описывающая чувства гомосексуалиста принимающего последнее испытание в его борьбе со СПИДом.
Теперь, со второй своей песней – номинантом на Оскар "Dead Man Walking," и со своим новым акустическим альбомом The Ghost of Tom Joad, 46-ти летний Спрингстин похоже успокоился, вернувшись снова к умышленно некоммерческой сути своего наилучшего мастерства написания социально-комментирующих текстов. Как "Streets of Philadelphia" и Nebraska 1982 года( записанный на кассетный магнитафон) последний альбом Спрингстина и тур обдирает напыщенный стадионный рок до тёмных шоу со сценой одного артиста. Никакой Е Street Band, никаких гигантских масс размахивающих зажигалками с балконов и выкрикивающих «Брю-ю-ю-с!» Только Спрингстин, один на сцене, поющий из теней всего, что пошло не так между людьми в сегодняшнем мире. Для многих скептиков, идея о честном рокере со злых улиц Нью-Джерси, там выросшего, разбогатевшего и равняющего себя с теми, кто совсем не так успешен, довольно неубедительна. И всё же, у Спрингстина это получается наилучшим образом. Не смотря на то, что он продал миллионы альбомов, заполнил тысячи концертных арен, получил десяток Грэмми и American Music awards, через года он всё ещё стремится поддерживать прямо или через посредников людей или дела такие разнообразные как «Международная Амнистия», помощь голодающим в Африке ("We Are the World"), положение иммигрантов, проблема СПИДа и борьба за права геев и лесбиянок. «После того, как Брюс поддержал меня, появившись на моём выступлении VHl special в прошлом году, мы стали друзьями», говорит лесбиянка, рокер Милисса Этэридж, «Я думаю, этот опыт, то что его песня была в «Philadelphia» позволил ему познакомится со многими геями и узнать многое о нашей жизни. Моя подруга Джули, всегда со мной, когда мы отправляемся к нему домой, и он всегда обращается с нами как с парой. Я часто говорила с ним о моем расстройстве из-за того, что невозможно заключить законный брак, и он всегда поддерживал меня и сопереживал».
Думаешь, ты выиграешь ещё один Оскар за свою песню "Dead Man Walking"?
БРЮС: ( Смеётся) О, я не знаю. Когда там эти картины Диснея (Покахонтес), у тебя нет шансов. "Dead Man Walking" это ещё одна песня, которая довольно непривычна, так что, я действительно ничего не ожидаю.
Всё же, непривычный предмет довольно хорошо послужил тебе в "Streets of Philadelphia." Ты сказал, что доволен тем, что геи и лесбиянки начали приближать тебя после той песни?
БРЮС: О, да! Люди подходили ко мне на улицах и в ресторанах и говорили, «У меня есть друг» или «У меня есть любовник» или « У меня есть партнёр» или «У меня есть сын».
Почему ты думаешь Джонатан Демме- режиссёр- попросил тебя написать песню для Филадельфии?
БРЮС: Демме сказал мне, что Филаделфия был фильм, который он делал «для мужиков». Я уверен, одной из причин, почему он позвал меня, я думаю, он хотел поднять предмет с которым люди не чувствуют себя комфортно, и которым они были напуганы, и сделать это с людьми с которыми они чувствуют себя в безопасности, такими как Том Хэнкс или Я или Нил Янг. Я всегда чувствовал, что это была моя работа.
Как у тебя получается давать людям чувство безопасности?
БРЮС: Когда я только начал в рок-музыке, большей частью аудитории моих первых записей были парни. У меня был очень правильный имидж, особенно в середине 80-х.
Но как ты смог их зацепить?
БРЮС: Я знаю, откуда берётся страх. Я из маленького города, и я изначально не получал ничего кроме негативных образов об этом «гомосексуализм-очень плохо» Кто угодно, кто каким-то образом был иным, жестоко критиковался и изгонялся из общества, если не подвергался физическим угрозам.
У тебя было личное вдохновение для песни?
БРЮС: У меня был очень близкий друг, у которого был рак саркома и который умер в то время. Для меня, это был очень опустошающий, тяжёлый опыт, быть близко к такой серьёзной болезни. Я никогда не наводил справок и не расспрашивал людей из окружения тяжело больного человека, такого не было. Часть того опыта заключена в песне.
Ты уловил особую изоляцию, которую испытывают геи больные СПИДом. Когда между людьми стены и отсутствие одобрения, ты можешь достичь того особого типа связи: «прими меня, брат» это последняя строфа песни.
БРЮС: Это все, о чем кто бы то ни было просит - хотя бы какого-то одобрения, и не быть покинутым, в полном одиночестве. Я старался уловить определённую духовную безмятежность. Потом я просто старался послать человеческий голос, настолько человечный, насколько я мог. Я хотел, что бы вы побывали в чьей-то голове, слышали их мысли – кого-то, кто был на пике смерти, но всё ещё переживал ощущение себя, полным жизни.
Ты был удивлён, когда песня стала хитом?
БРЮС: У меня и мысли никогда не было о том, что песня пойдёт в радио эфир. Но люди искали вещей, которые помогли бы им разобраться в кризисе СПИДа, создать человеческие связи. Я думаю, это именно то, что фильм или искусство или музыка делают; они могут служить картой для твоих чувств.Из-за того, что ты пришёл с улиц Нью-Джерси, это было для тебя личным путешествием в принятии и понимании гомосексуальности? Это когда-нибудь пугало тебя?
БРЮС: Я не знаю, будет ли «пугало» подходящим словом. Я был не на своем месте, чужаком в своём городе, так что я не принимал большинство тех негативных позиций. Конечно, они оказывают влияние на тебя. Но я думаю, что вся твоя целая жизнь это процесс отсортировки некоторых из тех ранних посланий, которые ты получаешь. Мне кажется, дело было в том что образ гея тогда был образом 50-х, городская королева или что-то вроде этого, и это было все что кто-либо тогда знал о гомосексуализме. Отношение общественности было достаточно брутальным. И это была та действительно уродливая часть американского характера.
Когда ты сказал, ты был не на своём месте, что ты имел в виду?
БРЮС: Я был изгоем в моём родном городе. Я и несколько других парней были городскими уродами, и было много случаев когда нам приходилось увертываться чтобы не быть побитыми. Так что, нет, я не чувствовал себя причастным к этим гомофобским идеям. Так же, я начал играть в клубах когда мне было 16, и я был подвержен влиянию множества различных стилей жизни и множества различных вещей. Это были 60-е, и я был молод, мой разум был открыт, и нетерпимость не была мне свойственна от природы. Я думаю, главной проблемой было то, что ни у кого не было реального опыта общения с гей культурой, так что твоё впечатление от этого было невероятно узким.
Так ты на самом деле встречал геев?
БРЮС: Да, у меня были друзья геи. Первым, что я осознал, было то, что все люди разные, и становится очевидным то, что все стереотипы, связанные с геями смехотворны (смеётся) Я с этим не плохо справился.
Из-за твоего мачо рок имиджа, я сомневался, может ты скажешь мне « О, да были годы когда я не хотел, что бы кто то чувствовал что у меня есть симпатия к этому»
БРЮС: Нет, я всегда чувствовал это среди моих настоящих поклонников – из-за уровня популярности, который был у меня в середине 80-х, Они основательно понимали ценности, которые я хотел передать в своей работе. Конечно, терпимость и одобрение занимали важнейшую позицию в моей музыке. Если моя работа была о чем-то, она была о поиске индивидуальности, личного признания, одобрения, объединения, и большой страны. Я всегда чувствовал, почему люди приходят на мои концерты, потому что они чувствуют эту большую страну в своих сердцах.
Ты имеешь в виду то, что страна достаточно большая для каждого?
БРЮС: Да. К сожалению, однажды, ты получаешь действительно огромную аудиторию, когда люди приходят к тебе по множеству различных причин. Они могу неправильно понять песни.
Тебе даже пришлось иметь дело с президентом Рейганом, думающим, что "Born in the U.S.A." была о его ценностях.
БРЮС: Да, в то время было много грязи, нетерпимости, и позиций которые поднимали ещё большую нетерпимость. Так что, я в постоянном процессе разъяснения того, кто я и что я делаю. Вот почему я хотел поговорить с тобой.
На альбоме The Ghost of Tom Joad, у тебя есть песня "Balboa Park," и в ней ты говоришь « где мужчины в своих Мерседесах/ отправляются на ночь к обслуге…/услуги мальчиков границы». Ты говоришь о наркотиках или о сексе или о том и другом?
БРЮС: Я говорю о сексе, проституции.
Что ты знаешь об этом предмете?БРЮС: Я читал об этом в серии статей, которую делала Los Angeles Times о пограничной жизни. Это вписывается в остальной материал альбома.
Для большинства людей это не возможно, представить славу, которую ты имеешь. Каждый в мире знает кто ты. Ты чувствуешь отчуждение?
БРЮС: Единственное, что я могу сказать об обладании таким успехом, это то, что ты можешь нарваться на неприятности, потому что в основе своей мир открыт для тебя. Люди скажут «да» на все, что ты попросишь, и ты получаешь все, что ты хочешь или то что тебе нужно. Да, ты можешь изолироваться чрезмерным количеством славы или благополучия. Ты можешь так же изолироваться шестью банками пива и телевидением. Я вырос в обществе, где множество людей были изолированы таким образом.
Как ты сохраняешь связь своей личной жизни с реальным миром?
БРЮС: Через годы тебе, я думаю, тебе захочется стремиться к определённой нормальности. Вроде как захочется сказать, «Эй, я не собираюсь запирать себя в своём доме этим вечером. Я отправлюсь в кино или может быть в клуб или отведу моих детей на Universal Studios.»
Так что связывает тебя?
БРЮС: Ты должен хотеть быть частью этого мира. Я всегда видел себя, как парня, который заимел гитару и собирался держать ее какое то время и играть и передать её кому-нибудь ещё. Я всегда видел много самого себя в своей аудитории. Но это изменилось, когда ты стал таким великим?
БРЮС: Правда, и по чьей угодно мере, я веду экстравагантный образ жизни. Но я никогда не чувствовал что потерял себя в нём. Я хочу чувствовать ту особую духовную связь, которую ты создаёшь со своей глубокой аудиторией, твоей истинной аудиторией.
Так вот как ты сохранял равновесие?
БРЮС: Да. Я просто чувствовал, что то что я делал, коренилось в общине настоящей или воображаемой, неважно, и моя связь с той общиной была тем, что делало мои тексты и пение важным. Я не чувствую, что те связи были случайными связями. Я чувствовал, что те связи были избранными связями. Я был серьёзным молодым человеком, понимаете? У меня были серьёзные идеи о рок музыке. Да, это так же было цирком и весельем и танцами – всем по не многу – но все же это было серьёзно. Я верил, что серьезные дела могут делаться с помощью этого. Это имеет силу; это имеет голос. Я все ещё чертовски верю в это. Действительно верю.
И я предполагаю, твоё присутствие сегодня здесь означает, что ты хочешь что бы геи и лесбиянки чувствовали себя частью этой общины – этой большой страны?
БРЮС: Да, именно так. Продолжающееся прояснение моих чувств, моих идей, на чём я стою, различные вопросы; Это моя работа теперь. Вот почему это интервью – отличная возможность для меня. Эй – ты пишешь, и ты хочешь, что бы твою музыку понимали.
Когда ты влюбился в свою жену Пэтти, было много негатива в прессе из-за того, что твой брак с Джулиэнн Филипс распадался. Твой опыт с подобным вторжением в твою личную жизнь дал тебе какое то представление, какого это для геев и лесбиянок, которые постоянно осуждаются за то, кого они любят?
БРЮС: Это странное общество, предполагающее, что у него есть право говорить людям, кого они должны любить, а кого они не должны. Но, правда в том, что я по существу игнорировал подобные вещи как только мог. Я говорил, «Что ж, всё, что я знаю это то, что это настоящее, это правильно, и возможно что то разладилось, но такова жизнь».
Но это всё, что важно: Это настоящее.
БРЮС: Именно. Верь себе, в конце концов. Но я думаю это намного труднее, быть геем, особенно в городе, в котором я вырос. Развод, возможно был трудным для меня, но я не знаю каково это, когда твоё сердце в одном месте и кто то говорит «Эй, ты не можешь сделать этого»,так что всё, что каждый может сделать, это стараться изо всех сил. Как когда президент Клинтон пришёл в кабинет, первым что он пытался сделать, было иметь в числе военнослужащих геев. Я думал, отлично! Лидер. Я просто чувствовал, что что-то предпринимается.
Что ты чувствовал, когда всё это развалилось?
БРЮС: Меня удивила реакция. Я был удивлён тем, что было столько шума. Но это и предполагало сделать федеральное правительство: это должно было поддержать терпимость. Если ты не можешь добиться принятия, терпимости добиться необходимо. Принятие придёт позже. Именно для этого существуют законы. Я был опечален судьбой всего этого и ударами, которые он принял. Ты был удивлён тому что Мелисса Этэридж пробилась и по- прежнему имеет успех в рок-н-ролле?
БРЮС: Это было ужасно потрясно. Мир рока – забавный мир, мир где одновременно присутствует громадное число мачо -настроенных и гомофобии – полно этого, в моём опыте – и всё же, есть основное правило – идея, что ты должен быть тем кто ты есть. Когда я впервые услышал о Мелиссе, я был очень счастлив увидеть, что брошенные мною семена упали в хорошую почву. Я сказал, «ух ты, рок-певица лесбиянка, которая поднялась через гей бары! Не могу поверить!» (смеётся) Меня это очень порадовало.
Я так понимаю, ты и Пэтти и Мелисса и её Джулии стали друзьями?
БРЮС: Мы знаем друг друга с её VHl special. С тех пор у нас развиваются замечательные отношения.
Она сказала мне, что говорила с тобой о борьбе геев и лесбиянок за право на легальные браки. Некоторые люди, особенно гетеросексуалы, думают, что это не важно. Люди говорят, « но ты знаешь, что любовь это все, что важно.
Вступление в брак ничего не значит».
БРЮС: Это важно. Это важно. На самом деле, было время, когда я мыслил так же: «эй, какая разница? У тебя есть человек, который важен для тебя». Я знаю, что я прошёл через развод, и это было действительно сложно и болезненно, и я очень боялся жениться снова. Итак, часть меня говорила, Эй, разве это важно? Но это важно. Это совершенно иное, чем просто жить вместе. Прежде всего, выход в общество, никуда от этого не деться. Ты получаешь свои права, ты соблюдаешь все социальные ритуалы - это часть твоего места в обществе и в каком то смысле, часть принятия тебя обществом.
Вы с Пэтти решили, что нуждаетесь в этом?
БРЮС: Да, мы с Пэтти оба находим, что это что-то значит. Выходить и говорить тем, кого любишь, что ты чувствуешь к ним, публично, было очень, очень важно. Все это нити общества; вот как мы живём вместе, вроде как. Я не вижу причины, по которой геи и лесбиянки не должны заключать браков. Это важно, потому что это те вещи, которые вводят тебя и заставляют чувствовать себя частью социальной фабрики. Мысль что Мелисса и Джулии не могут быть женаты, это кажется мне смехотворным. Смешно!
Итак, ты, рок звезда, символ контркультуры в твои ранние годы, теперь отстаиваешь важность традиций?
БРЮС: Да, о, да. Это как, мои дети на данный момент немного язычники (смеётся). У них нет определённой религиозной информации. Десять лет назад я бы сказал, «Кого это заботит? Они разберутся в этом для себя, сами». Но ты должен давать какое-то направление своим детям. Так что, ты ищешь институты, которые близки тебе, частью которых ты можешь чувствовать себя, и это позволит тебе чувствовать себя принятым и быть частью общества.
Как насчет права геев и лесбиянок иметь детей?
БРЮС: Быть хорошим или плохим родителем это не что-то, что зависит от твоих сексуальных предпочтений. Я думаю, у людей есть определённый стереотип того, что такое идеальный родитель. Я не знаю идеальных родителей. Я встречал одиноких матерей, которые проделывают невероятную работу, растя своих детей. Я не чувствую, что сексуальные предпочтения это центральная проблема.
У тебя трое детей. Что ты сделаешь, если один из них придёт к тебе и скажет, «я думаю, я гей»?
БРЮС: Какими бы не оказались их сексуальные предпочтения, когда они вырастут, я думаю принятие того что у твоего ребёнка есть своя собственная жизнь – это самое трудное. Я думаю, когда я рос, для моего отца было трудно принять то, что я не был таким как он, я был другим. Или может быть, я был таким как он – и он не любил эту часть самого себя – больше похоже на правду. Я всегда был мягким, спокойным, ребёнком. Я был чувствительным ребёнком. Я думаю, большинство людей идущих в искусство, такие. Но по существу, для меня, тот недостаток принятия, одобрения был опустошающим, действительно опустошающим.
Твой отец не принимал тебя?
БРЮС: Да, и это определённо было одним из наиболее тяжёлых жизненных опытов. Я думаю, твоя работа как родителя в том, чтобы постараться обучить и направить. Если один из моих детей придёт ко мне и скажет то, о чём мы говорили - эй, ты хочешь что бы они нашли счастье, ты хочешь, чтобы осуществилось то, чего они ждут от жизни. Так что, они сами – те, кому решать, что это именно для них.
И всё же, сексуальность твоего ребёнка отличная от твоей собственной, это было бы трудно, так?
БРЮС: Я думаю, есть множество проблем, к которым ты не знаешь, как относиться, до тех пор, пока они действительно очень лично не затронут твою жизнь. Конечно. Я могу сидеть и говорить о том, как бы мне хотелось отреагировать. Я знаю, что бы я хотел сказать, и что бы я хотел чувствовать. Но пока те вещи лично не затронут мою жизнь, я не знаю, как я отреагирую.
Я думаю, это очень честно. У тебя в семье есть геи?
БРЮС: Нет. (смеётся) У меня очень эксцентричная семья, но, нет, в моей семье нет геев.
За всю твою карьеру, были случаи, чтобы мужик увлекался тобой, требовал твоего внимания?
БРЮС: Раз или два, когда я был моложе. Да (смеётся) – я имею в виду, нет, не совсем так прямо, в открытую – (опять смеётся) но вы знаете, как это происходит.
Быть геем или лесбиянкой – быть в числе меньшинства, в смысле, что мы можем притвориться, что нормальные, если не хотим натолкнуться на гомофобские чувства, включая свои собственные. К сожалению, таким образом, мы никогда не изменим мир. Если подходить с этой стороны, важно идентифицировать себя, чтобы люди поняли, какое количество людей на самом деле геи. Как всегда, невероятный конфликт происходит в гей сообществе, из-за того, что людей подталкивают раскрыться – особенно знаменитостей, из-за их широкой узнаваемости. У тебя есть какие то сильные чувства по поводу этого?
БРЮС: Я должен подойти к этому с точки зрения права на личную жизнь. Для меня, это то решение, которое каждая личность должна иметь право свободно принять.
Но стал бы ты воодушевлять их?
БРЮС: Конечно, ты можешь сказать, «эй, давай, выходи на свет» или «мы нуждаемся в тебе» или «это многое изменит» и это будет совершенно правдиво и ценно. Но в итоге – эй, это не твоя жизнь.
Ты думаешь, они могут пострадать профессионально?
БРЮС: Если ты в бизнесе развлечений, это мир иллюзий, мир символов. Так что, я думаю, ты говоришь о ком-то, кто может чувствовать, что его средства к жизни под угрозой. Я думаю, ты должен сдвинуть мир в правом направлении, вот где принятие и терпимость, законы защищают гражданские права каждого, геев, правильных, не важно. Но всё же, ты так же должен дать людям пространство, что бы они могли принимать свои собственные решения.
Но, на очень личном уровне, что бы ты сказал кому-то, кто попросил твоего совета о том стоит ли ему или ей вести открытую жизнь?
БРЮС: Прежде всего, я могу только вообразить, что не иметь возможности быть собой – очень болезненно. Это ужасно, если приходится носить маску или скрывать себя. Так что, в конце нашей беседы, я просто скажу, «Эй, так устроен мир; это трудности, и это твои сокровенные чувства». Потому что сексуальность личности, это настолько особенная часть того, кем он является, не иметь возможности выразить это так как ты это чувствуешь (вздох) просто должно быть очень болезненно.
Перевод: Ludmila
перейти в Interviews & Articles